Сергей Трофимов, поэт, композитор, певец, продюсер, член Союза писателей России, заслуженный артист РФ: «С моими руками нельзя служить»

Самым тяжелым временем в своей жизни музыкант Сергей Трофимов, не задумываясь, называет девяностые годы. Говорит, что время было такое, в котором легко потеряться: бандитствовать не хотелось, воровать – тоже, а искусство пребывало в полной прострации. Трофимов крестился и пошел изучать православие изнутри – работал певчим, регентом церковного хора, подьячим. А потом понял, что пение в храме – все же не его.

– Сергей, так почему же вы снова ушли в мир, не остались при церкви?

– Считаю, что вера каждого пребудет в сердце его, а Господь узнает нас по делам нашим.

– Я читала, что в вашей жизни был долгий период, когда вы серьезно занимались буддизмом, даосскими практиками…

Сергей Вячеславович Трофимов (Трофим) родился 4 ноября 1966 года в Москве. В 1973-1983 годах состоял солистом Московской государственной хоровой капеллы мальчиков при институте им. Гнесиных. Учился в Московском государственном институте культуры и в Московской государственной консерватории. С 1987 года начал концертную деятельность в качестве рок-барда. В 1991-1993 годах служил в церкви. В 1996 году выпустил сольный альбом и начал гастрольную деятельность под псевдонимом «Трофим». В ноябре 1999 года участвовал в «Музыкальном ринге» с Михаилом Кругом. В 2000 году был заместителем председателя попечительского совета ГУИН России, в рамках которого совершил поездку в Чечню. Сергей Трофимов – член Союза писателей России. Его песни поют очень многие популярные исполнители – от Лаймы Вайкуле и Лады Дэнс до Александра Иванова и Вахтанга Кикабидзе. В свое время помогал выпускать альбомы таким певицам, как Светлана Владимирская, Каролина, Алла Горбачева. А его «Аты-баты» даже стали специальным маршем у спецназа ГРУ. Сергей Трофимов женат, имеет троих детей.

– Да-да, у меня даже много чего получалось. Также я изучал практики древнееврейские, ассирийские… Но потом пришел к православию со Христом. Видимо, надо было пройти через многое, чтобы понять, что на проповедях Христа сублимированы все законы жертвенности.

– Часто ли вам приходится жертвовать собой?

– Сложно сказать, часто ли, но приходится. Мы жертвуем прощая. Всех нас ждет смерть, все мы равны перед ней. По сравнению с этим фактом все, что человек делает в жизни, мелочи. Поэтому людям надо прощать все. Особенно близким.

– Расскажите, пожалуйста, о своих близких. У ваших детей такой же твердый и волевой характер, как у вас?

– У старшей дочери – да, а младшие дети – Ваня и Лиза – еще пока растут, характер их только формируется.

– Как вы воспитываете своих детей?

– Урывками, потому что постоянно нахожусь на гастролях. Но когда приезжаю, они за мной ходят хвостиком и пытаются во всем подражать. Поэтому я дома собран, слежу за речью и поведением.

– Доверяете ли вы детей няням?

– Да, и считаю, что без нянь не обойтись, как ни крути. К женщинам, которых мы нанимаем в няни, у нас с женой очень жесткие требования, кастинг крайне строгий.

– Чем занимаются ваши дети сегодня?

– Иван закончил третий класс, занимается ушу, самбо. Ему нравится рок, он любит громко слушать музыку на радость соседям. С пяти лет Ваня барабанил на всем, что попадалось ему под руки – по столу, по себе. Теперь он сидит в спортзале и стучит в свое удовольствие на настоящих барабанах. Друзья говорят, что растет настоящий барабанщик. Лиза тоже от него не отстает: она занимается в вокальной студии, и недавно у нее состоялся сценический дебют, она спела песню «Мамочка милая, мама моя». А еще Лиза уже три года занимается фигурным катанием. Она сама себе выбрала это занятие, ей нравится, и у нее неплохо получается. А еще дочка потрясающая дрессировщица, она дрессирует кошку Мусю, собаку Рику, кролика Свету… Она очень добрая и отзывчивая девочка и очень скучает, когда папа на гастролях. Когда я приезжаю, мы с ней обнимаемся и подолгу сидим вместе. Но вообще она мамина подружка: в ней Настя нашла партнера, с которым теперь ходит в театры и на выставки.

– А Ваня, значит, папин сын?

– Конечно! Он становится взрослым, с ним уже можно общаться, как с настоящим мужиком. Я его учу, что обязанности должны находиться в равновесии с желаниями, чтоб не желания превалировали. Учу уважительному отношению к семье, к маме, к тем, кто слабее.

– Сергей, вас также воспитывали?

– У меня вообще было женское воспитание: меня воспитывали мама, бабушка и прабабушка. Папы не было, они расстались с мамой, когда мне было года три. Мама работала, бабушка преподавала в институте, поэтому в основном время приходилось проводить с прабабушками.

– Вы служили в армии?

– Нет, с моими руками нельзя служить.

– А что с ними?

– У меня в детстве были очень серьезные травмы рук, я разбил их вдребезги: на одной руке было 17 переломов, на другой – 9. Это мы в пионерском лагере играли в военную игру «Зарницу». На сосне была наблюдательная вышка. Как оказалось потом, плохо прикрепленная. Требовался кто-то смелый, чтобы залезть и посмотреть, близко ли неприятель. А поскольку я тогда ухаживал за одной девчонкой, то полез. Зря полез. С вышки упал.

– Вам когда-нибудь было себя жалко?

– Никогда. Я же мужчина.

– Сергей, вы всегда поете вживую, без фонограммы, постоянно ездите с сольными концертами по всей стране, выкладываетесь максимально. Откуда столько сил берется, и как физическую форму поддерживаете?

– Хорошо помогают держать себя в тонусе тренировки по рукопашному бою.

– Применять в жизни боевые навыки приходилось?

– Нет. В детстве, юности – бывало. Чтобы меня из себя вывести, надо очень много приложить сил. Но если выведут – это все!

– Трудно вовремя сказать себе: «Стоп!»?

– Это самое тяжелое. Поэтому очень редко дерусь. Планка падает напрочь, трудно вовремя остановиться...

– Вы агрессивный человек?

– Нет.

– А я читала, что вас как-то «подрезали» на дороге, а потом вы догнали этого человека и, так сказать, «прижали»…

– Разве ж это агрессия?! Просто дело было зимой, был жуткий гололед, а этот человек ехал с прицепом и подрезал меня так, что я был вынужден даже съехать на встречную полосу! Это еще хорошо, что все обошлось и никто не пострадал. Вот и пришлось объяснить водителю-вредителю, что так делать нельзя.

– Вы вроде как и сами любите пошалить на дороге! Я читала, что вы гоняете со скоростью 200 км в час!

– Это не шалости, это стиль жизни! Скорость бодрит! Но я езжу очень аккуратно, особенно если вижу, что впереди девушка, потому что от женщин за рулем можно ожидать чего угодно. В начале моего водительского стажа было три аварии, этого было достаточно, чтобы понять что к чему. Я очень хорошо чувствую машину.

– Сергей, а правда, что вы совсем не пьете спиртного?

– Да, с 93-го года в «завязке». Алкоголь стал мешать музыке, творчеству, и я решил, что мне это не нужно, и перестал пить, хотя пил, как положено рокеру, в немалых количествах.

– Почему же вы просто не перешли на маленькие дозы или на менее крепкие напитки?

– На пиво? Ну уж нет, пиво – это первый шаг к резиновой женщине! Мне и так весело с людьми!

– Какие черты вам несимпатичны в людях?

– Инфантильность, безволие, желание плыть по течению.

– А какая, по вашему мнению, самая гадкая, дьявольская черта может быть в человеке?

– Человеческое равнодушие!

– Вы подаете милостыню?

– Обязательно. Благотворящий бедному дает взаймы Господу.

– Сергей, давайте поговорим о вашем творчестве. Вам не принципиально, на каких радиостанциях крутят ваши песни?

– Нет, не принципиально. Пусть это будет радио «Шансон», рок-волна «Наше радио» или попсовые станции – лишь бы крутили. Мне очень тяжело вместить себя в какие-то стилистические рамки, тем более давать оценку собственному творчеству.

– Почему-то вас воспринимают как певца лагерной жизни…

– Не могу прокомментировать. О лагерной жизни у меня всего одна песня, и та достаточно трагическая. Я там не был, а писать о том, о чем понятия не имеешь, тяжело. Да, я периодически выступаю перед заключенными, но с лирическими программами.

– В этом году вы выступили на Ильменском фестивале авторской песни. Как считаете, действительно ли такие мероприятия необходимы?

– Конечно, я сам когда-то начинал с выступлений на таких фестивалях. Как минимум они способствуют тому, чтобы автора узнали, обратили на него внимание, а затем позвали куда-то еще. Ильменский фестиваль – это одно из важнейших явлений, которыми мы противостоим современному обществу потребления. Дело в том, что когда человек один, у него размывается понятие собственного «я». А когда он творит, пишет, то эта благодать распространяется среди других людей, и от такого человека исходит свет. Каюсь за то, что не приезжал на этот фестиваль раньше, хотя меня неоднократно приглашали. В этом году я решил: «Гори оно все синим пламенем». И поехал. И ни капли не жалею! Если честно, на Ильменку я хотел приехать давно, чтобы спеть под гитару для тысяч зрителей и полюбоваться местной природой.

– Насколько вам симпатичны большие сборные фестивали, когда каждый исполняет по две-четыре песни? Наверняка предпочитаете сольные концерты?

– Мне все равно, лишь бы компания была хорошая!

– А если при этом вам придется выступать на одной сцене с людьми, которые вам несимпатичны?

– Такого не бывает. У меня со всеми коллегами по цеху хороший контакт, я ни с кем не враждую.

– Многие исполнители (например, Розенбаум, Кобзон и другие) сегодня идут в политику, чтобы внести свою лепту в развитие культурной сферы. У вас нет таких мыслей?

– Нет, политика – это категорически не мое. Это дело плебейское.

– Вы не патриот?

– А это смотря как понимать. Такие понятия, как «отечество» и «патриотизм», стали рушиться после смерти Сталина, который при всей своей деспотичности был последним русским императором. Теперь у нас патриотизм проявляется только, когда наша футбольная команда играет. А то, что не писать в подъезде и не кидать мусор мимо урны, – тоже своеобразное проявления патриотизма, – забывается. Мы потеряли империю и теперь не знаем, кто мы. Но к счастью, я встречаю людей, озабоченных судьбой нашей страны, нашего отечества.

– Как считаете, всегда ли государственные награды и звания в области искусства присваиваются заслуженно?

– Нет, конечно. Но я этому давно отношусь индифферентно. Лично для меня это давно не имеет никакого значения, потому что тут столько надуманного, столько фальши… В общем, я не придаю значения званиям и титулам.

– Вы смотрите в зал во время концертов?

– Всегда, потому что хочу видеть лица тех, для кого пою.

– И кто ваш зритель?

– Бывший сотрудник спецслужб, который сменил пол! (Смеется.) Да откуда я знаю, кто мой зритель? Приходят совершенно разные люди: и дети, и старики… Это люди разных возрастов и разных социальных слоев.

– По какой причине вы можете отменить концерт?

– Только по причине здоровья, если уж совсем разболеюсь. Вообще же я стараюсь не строить долгосрочных планов, не расписывать гастрольный график на годы вперед. Я всегда смеюсь над людьми, которые планируют свою жизнь. Никто не знает, что будет через час. На все надо спрашивать созволения Господа. Мы очень большое внимание уделяем самим себе, а в процессе Вселенной нас как бы даже и нет. Мы – это всего лишь концентрация энергии, которая подчиняется всеобщему закону вибрации и резонанса.

– Вы всегда во всех интервью говорите, что поете от лица лирического персонажа, а не от себя лично… Что, разве в вашем репертуаре нет ни одной автобиографичной песни?

– Наверное, ни у одного нормального артиста нет полностью автобиографичных песен. Все это, как правило, сублимация разных ситуаций, историй, и, конечно, в каждой из них есть частичка тебя самого… Это потом песни становятся автобиграфичными. У меня постоянно так. Вообще, когда заходит разговор об интуиции, мне всегда становится страшно. Потому что все, о чем я пою в своих песнях, сбывается. Напишу песню, спою, а года через три сбывается. Например, песня «Снегири» была написана в знак поддержки моему приятелю, который старше меня лет на десять. Он влюбился и очень сильно переживал, не зная, что ему делать, уходить из семьи или нет. Позднее эта песня стала популярной, видимо, неустроенность личной жизни – актуальная проблема нашего общества. Ну а потом, неожиданно для меня самого песня «Снегири» стала актуальной для меня лично. Так всегда: чем больше души вкладываешь в песню, тем больше она находит отражения в твоей жизни.

– Сергей, пожалуйста, расскажите про свою жену? Ну хоть чуть-чуть!

– Мне повезло: я встретил женщину, о которой мечтал всю жизнь. Частичку себя. Она потрясающая, очень скромная и застенчивая, очень светлая, этакий светлячок… Нас познакомил наш соло-гитарист перед одним из концертов, и в первый раз я на Настю даже внимания не обратил. Вообще во время концерта и после ты настолько вымотан, что тебе не то что до поклонниц, тебе бы до койки добраться! А вот уже на втором концерте я обратил на нее внимание. Она мне показалась ужасно хрупкой и беззащитной. Мы с ней начали общаться. Я был приятно удивлен, поняв, что нам есть о чем разговаривать, что мне с ней интересно. Отмечу, что мы встречались без всякого секса, просто разговаривали. Раза четыре встретились, а на пятый я понял, что не могу без нее, что хочу с ней общаться днями напролет, а еще лучше – ночами. И как-то так само по себе получилось, что возникло большое чувство.

– Кто она по профессии?

– Умница. В свое время Настя закончила российскую таможенную академию, но всегда была балериной, танцевала у Малинина, у Лаймы Вайкуле… Сегодня она в принципе могла бы ничего не делать и быть просто домохозяйкой. Но она не успокаивается: например, взялась изучать итальянский язык и уже владеет им в совершенстве. Занимается аргентинским танго... Я ей в этом плане даже немного завидую!

– Сергей, некоторые мужчины считают, что, кроме жены, обязательно должны быть любовницы: мол, жена – это святое, родное, а любовница всегда будет держать в тонусе.

– Категорически против. Если человек тебе дорог, ты изо всех сил попытаешься ему не изменять, потому что во время измены погибает любовь. Знаете, как я определяю состояние любви? Надо задуматься: хотел бы ты быть с этим человеком после смерти, на том свете? Навсегда? Если да, значит действительно любовь.

– Читала, что ради жены, ради семьи вы уехали из Москвы?

– Да, мы взяли незаконченную коробку, потому что уж очень хотелось уехать Москвы, там слишком суетно. Кроме того, у нас как раз ожидалось пополнение в семействе. Мы с Настей посчитали, что лучше детям будет расти на свежем воздухе, вдали от мегаполиса. Так и переехали. Очень серьезно в ту пору нам помогли друзья, стараниями которых дизайнерская мысль моей супруги Настасьи Александровны воплотилась в жизнь. Для обустройства своего семейного гнездышка мы выбрали стиль кантри, он вполне уютен. Стиль хай-тека надоедает. В стиле роскоши трудно жить. А кантри вполне пригоден для жизни.

– Скажите, Сергей, а у вас в доме есть место для уединения для творческой личности, поэта и композитора?

– Да, есть. Баня. (Смеется.) А еще спортивный зал. Мы его оборудовали для Насти, она не хотела прощаться со спортом. Специально по ее заказу были подобраны тренажеры. Ну и я иногда занимаюсь. На самом деле железо – это здорово. Оно, во-первых, успокаивает, во-вторых, дает тонус, необходимый тебе для жизни. Я никогда не думал, что занятия на тренажерах могут быть медитативными!

– В какой обстановке вы творите? Может быть, музы посещает вас ночью, вы встаете, идете в свой рабочий кабинет и там творите?

– Нет, у меня нет такого, чтобы специально сесть и чего-то написать. В основном я рефлексирую на происходящее. То есть чтобы появилась мысль, должно что-то произойти, чтобы вызвать всплеск эмоций. Бывает, песни рождаются сразу, сходу, на одном дыхании, а бывает и несколько месяцев на это уходит. Большинство моих песен на военную тематику написаны «по-живому» – по впечатлениям, воспоминаниям.

– Несмотря на простоту и жесткость некоторых ваших песен вам как автору удается воздерживаться от ненормативной лексики. Это принцип?

– Скорее да, чем нет. Понимаете, какая штука, за многие века негативного к нему отношения мат накопил в себе сильнейший отрицательный заряд. Посему матерщинник, не ведая того, разрушает себя на духовном плане и сам же себе плюет в душу. Матерщинные слова отрицательно влияют на любителей их произносить.

– Сергей, не за горами 50-летний юбилей. Вы это чувствуете?

– Нет, физически я ощущаю себя на 30 лет. Что же касается внутреннего сознания возраста, то часто он меняется. Порой мне кажется, что мне далеко за 90: настолько все знакомо и понятно в этом мире. А иногда я ощущаю себя сверстником своего сына: мне многое интересно и столько всего еще хочется познать и попробовать!