«Дробыш сказал, что я колхозный лопух». Музыкант Арсений Бородин — об алкоголизме после расставания с Ивлеевой, «Челси» и деньгах

Арсений Бородин известен как солист группы «Челси», от которой визжали все девочки в 2006-м после «Фабрики звезд». На телешоу 17-летний барнаулец попал без копейки денег. Но в итоге остался в Москве, став звездой мальчиковой группы. Наши коллеги из NGS22.RU поговорили с артистом о родном Барнауле, деньгах и ностальгии.

— Часто приезжаете в Барнаул просто в гости?

— У меня тут мама, бабушка, родная сестра, троюродные братья и сестры все здесь. В последнее время приезжаю чаще: в год по два-три раза. Но бывали года, когда удавалось и по 5–6 раз, потому что концертов было меньше. Мог погостить и две недели. Мне нравится окунуться во всю эту барнаульскую жизнь. Бродить по местам детства, проживать те же чувства и эмоции. Для меня это важно, поэтому по возможности приезжаю просто отдохнуть.

— Куда идете первым делом?

— У меня есть классический маршрут. Я прогуливаюсь по улицам, где что-нибудь в детстве интересное было: мы с пацанами хулиганили. Или где-нибудь я получил первый раз по башке. Еще маршрут до школы. Я учился в лицее «Сигма» на улице Шукшина. Вчера прогулялся туда, записал stories. Показал: вот моя школа, вот мой дом. Всем [подписчикам] очень понравилось.

В школу тоже захожу, конечно. В прошлом году был на последнем звонке. Речь толкал секунд на 30. Так, по-легкому, чтобы вдохновить. А потом взял еще и песню спел. Было классно.

— И всё же в 17 лет, еще школьником, вы отсюда уехали. Как вас отпустили в Москву, да еще и на телепроект?

— Мой отец — музыкант и аранжировщик Юрий Геннадьевич Бородин. Он меня всегда воспитывал артистом. Когда мне было десять лет, мои родители развелись. Я остался жить с папой и бабушкой.

Ну и папа меня отправил на шестую фабрику. Я возмутился тогда, сказал, что мне там не место, там были Тимати и все остальные — с виду такие богатые, в золотых цепях. Я говорю: «Пап, ну я-то куда без денег?» Он мне сказал: «Ты музыкант, поезжай. Это твой шанс».

Папа мне дал 15 тысяч рублей, кнопочный телефон у меня был. Какие-то дальние родственники у нас тогда жили в Москве. Ну что я, должен был к ним заявиться на порог и сказать: «Здрасьте, я из Барнаула, можно я у вас поживу?»

Но, к счастью, эта ситуация [с жильем в столице] нивелировалась. Со мной поехал мой приятель по студии Лю Су. Он родился в России, но при этом китаец, и тоже поехал на «Фабрику». Мне сказал: «Не волнуйся, всё разрулим». Он ездил до этого уже и всё разведал. Жили все вместе у его друга с мамой и проходили кастинг. Но в итоге они со мной не прошли, к сожалению.

— А почему вы не хотели ехать? Не мечтали быть артистом вообще или не верили в «Фабрику»?

— Да, я не верил, что это всё по-честному. Как и любой простой человек, живущий у остановки на улице Солнечная Поляна. Ну камон, какая Москва, какой Первый канал? Это было нечто фантастическое, непостижимое в то время. Вообще не верилось, что всё это за талант.

— Действительно — только за талант?

— Да, на проекте всё было бесплатно. Но Виктор Дробыш — продюсер нашего сезона — не хотел меня брать. Он сказал, что я какой-то колхозный лопух. Но жюри было большое, слава богу. Илья Бачурин — на тот момент генеральный директор MTV — сказал, что я суперклассный парень. Педагоги по вокалу меня тоже поддержали, сказали, что данные у меня хорошие. Я до сих пор всем очень благодарен и поддерживаю связь, помогаю чем могу.

— Сегодня, спустя годы, вы можете сказать, что «Фабрика-2006» вас воспитала или сломала? Ведь это частая претензия участников ТВ-шоу, что такие проекты ломают психику.

— Это вопрос причинно-следственной связи. На хрена ты туда идешь? Я с детства воспитывался как артист. Для меня «Фабрика» была логичным продолжением того, чем я занимался здесь, в Барнауле, в театре песни «Акцент» на проспекте Ленина, 66. Меня сделали музыкальным солдатом. У меня было три часа индивидуального вокала в неделю, четыре часа ансамблевого пения и девять часов хореографии. То есть уровень подготовки ого-го.

Но когда я приехал в Москву, подумал: «Вот сейчас мне, сельскому мальчику, покажут, что такое настоящий шоу-бизнес». А оказалось, что я готов к любым нагрузкам. Вот вам, пожалуйста, и барнаульская подготовка. Хотя это был, условно говоря, кружок после школы. Но кружок такого уровня, что голос мне поставили как надо. Это всё заслуга моего педагога по вокалу Людмилы Владимировны Сеславинской.

Из чего состоит жизнь настоящего артиста? Помимо хороших песен, из промоушена. Ходишь на интервью, светишься везде. И, разумеется, ездишь в музыкальные туры. И вот, после «Фабрики» [тура «Фабрики звезд»] случился большой тур по России. У нас только в Сочи за лето было четыре или пять выступлений. Мы очень мощно собирали. Это был бесценный опыт.

Понятно, что постоянная дорога и выступления могут сломать. Это всё тяжело. Находились люди, которые ныли, а я был счастлив. Потому что шел к этому изначально. Это была мечта, которая сбылась.

Сейчас на российском телевидении проектов, подобных «Фабрике», нет. Есть только «Ну-ка все вместе!», где дарят пять миллионов победителю. Для начинающего вокалиста это очень приличная сумма. Можно хороший альбом сделать, вложить в себя, в творчество.

А «Голос» ничего не дает. Просто эфир какой-то, и что дальше? Сколько сезонов было — где все эти артисты? А тех, кто был на «Фабрике», знали. Потому что там участников продвигали: снимали клипы, организовали туры и так далее.

— Но вы и сами ходите на такие шоу. Зачем?

— Да, я сам ходил на «Голос», на «Главной сцене» победил, но для меня это просто промо. Просто прикольно. Вот сейчас, в шоу «Аватар», например, ты стоишь в специальной комнате, она вся оснащена датчиками. Ни зрителей, ни других людей. И тебе нужно как бы взаимодействовать с залом и публикой, отработать с учетом всех этих погрешностей. Только в наушниках слышно немного ведущего и режиссера. И всё. Это крутой опыт. Я исполнил «Нежность» в версии Дмитрия Хворостовского. Но где я и где Хворостовский? Абсолютно разные жанры у нас. А шоу «Аватар» дало мне возможность поработать в таких жанрах, в которых я бы нигде не выступил, пожалуй.

— А сейчас как развивается ваша карьера?

— Помимо сольной карьеры, я занимаюсь собственной альтернативной группой Black Sonic Pearls. Скоро мы поедем с легендарным гитаристом Слэшем из Guns N’Roses (американская хард-рок-группа. — Прим. ред.). в тур. У нас будет концерт в Алма-Ате. Оттуда мы едем на Тайвань, потом на Филиппины и в Таиланд.

Сольный тур у меня тоже будет в этом году. Как раз по Сибири: Барнаул, Новосибирск, Омск, Томск, Красноярск и другие города. Очень рад, что удалось всё организовать и выступить в том числе в родном городе. Завершится тур большим концертом в Москве.

— Как вы сейчас вспоминаете период группы «Челси?» Она же была невероятно популярной. «Чужая невеста» в 2006-м звучала из каждого утюга.

— Вспоминаю по-доброму. Это было, знаете, как колледж. Сейчас я уже на сто голов выше как артист. Но я бы таким не стал, не пройдя эту школу. Я очень коварный человек и изначально всё просчитал (смеется). Я понимал, что у меня нет папы-банкира с кучей денег, чтобы взять и сразу записать суперальбом с каким-нибудь хитмейкером. Чтобы чик — и сразу на гастроли. На это всё нужны огромные деньги. Я к этому пришел через тяжелую рутинную работу. Когда ты долбишь, долбишь в одну точку, и потом у тебя получается.

Всё должно быть вовремя. Я только с возрастом это понял. Когда на тебя в 17 лет сваливается бешеная популярность. Спускаешься в метро, и все люди на тебя смотрят. И ты такой думаешь: «Наверное, надо покупать машину». Но это быстро проходит. А есть другая, качественная популярность — когда тебя любят год, два, пять, всегда. К тебе на концерты ходят, с тобой вырастают.

— Но вы же всё равно были сверхизвестными. При этом в одном из интервью говорили, что гонорары у вас были небольшие. На что хватало?

— На какие-то обычные вещи, не «лухари» и супер-пупер. На машину, например. Я в Барнауле пел в кафе и ночных клубах в 2003–2004-м и зарабатывал 150, 300 рублей. А потом бац, приехал в Москву — и мне 100 долларов дали. Я думаю: «Ого, доллары, в первый раз вижу».

Конечно, была звездная болезнь. Я борзеть начал. Забивать на что-нибудь, трубки не брал, когда родители звонили. Такой противный стал говнюк. Это был юношеский максимализм, я сейчас думаю. Единственное — на зрителя я его никогда не переносил. Всегда выходил и работал на все сто. Мы никогда под фонограмму не пели, как бы ни было тяжело. Болеешь, не болеешь — всегда вживую.

— Вопрос от всех поклонниц «Челси». Так почему вы все-таки распались?

— Я не знаю, откуда пошла эта тема, что мы распались. Этого не было. Просто Рома Архипов уехал жить в США. Но он вернулся в Москву в 2018–2019-м. В 2013-м я пошел к Виктору Дробышу, попросил отдать репертуар «Челси». Он отдал. Мы начали с пацанами работать. Сами решали все вопросы с менеджментом, документами и прочим. Но потом, наверное, повзрослели и захотели заниматься своими карьерами отдельно.

— А сейчас насколько выросли ваши гонорары? Сколько стоит ваш концерт?

— Гонорары с начала 2000-х, разумеется, выросли в разы. Но сколько стоит концерт, сказать не могу — коммерческая тайна. Уточню лишь, что о миллионах речи не идет. Это парадокс: денег у меня сейчас больше [чем во времена «Челси»], но популярности меньше.

— Как по-вашему, почему сейчас в интернете такая волна ностальгии в том числе по старым песням? Из-за чего многих так тянет в прошлое.

— Сейчас кризис творческий не только в России, во всём мире. Концерты мировых звезд на крупнейших площадках отменяются, потому что не продали билеты. Очень выросли цены на аренду зала, прокат оборудования. Артисты понимают, что организовывать концерты просто невыгодно. Всё изменилось.

Но в то же время и изменилась наша аудитория. Девочки, которые фанатели от «Челси», выросли. У них как-то сложилась жизнь: замужество, дети. Они думают: «Ну давай в прошлое сходим». И тут у группы или исполнителя начинается вторая волна популярности.

Они [эти девочки] хотят посмотреть на нормальных гетеросексуальных пацанов в костюмах.

— Вы на сцене уже более 15 лет. В Москве давно живете. А про родной город не забыли. Хотя такое часто бывает среди артистов. Как думаете, почему?

— Те, кто забывает родной город, — засранцы (смеется). Я не знаю, почему так происходит. Я глубоко убежден, что в таком случае речь идет о несчастных, травмированных людях. Может быть, их не любили, доводили родители. У всех разная жизнь. Не все о своих трудностях рассказывают. Некоторые просто уезжают, и всё — будто никогда тут не были. Но если у человека был здоровый опыт, он будет родной город с любовью вспоминать.

Вопрос ведь в том, насколько человек сильный. Как он умеет принимать даже какие-то негативные моменты, прощать людей. Смотреть на трудности как на опыт. Осуждать тут никого, конечно, нельзя. Только пожелать удачи.

— Вы как раз рассказывали, что тяжелые времена, после смерти брата и расставания с Настей Ивлеевой, переживали с алкоголем. Как это закончилось?

— Больше никто, кроме алкоголя, и не был со мной. Ну вот сила воли помогла справиться. И близкие в нужный момент сказали: «Хватит заниматься самобичеванием. Это отвратительно».

Помню, после очередной гламурной вечеринки в Москве я вернулся в свою квартиру, у меня там всегда был бар с кучей всего. Везде всё было заставлено алкоголем. Из каждой страны привозил. А за день до этого одна моя знакомая, психолог, хорошо вправила мне мозги. Напомнила, зачем я вообще в Москву приехал — артистом быть. Она спросила, добился ли я всего, чего хотел?

Этот вопрос меня тогда выбил из колеи. С тех пор я не пью вообще: ни по праздникам, ни чуть-чуть. Никак. Мне это не нужно для веселья абсолютно.

— Сегодня, в 35 лет, жалеете ли вы о чем-то? Что в жизни хотели бы изменить, будь такая возможность?

— Нет. У меня такой принцип еще с юношества сформировался: если что-то делаешь, потом никаких сожалений. Я отдаю себе отчет обо всех решениях и их последствиях. Анализирую, конечно. Да, я совершал какие-то плохие поступки. Ну пусть они будут. Я бы ни одного не изменил. Значит, так должно быть. Let it be.